Каким может быть гражданский мир?
Сегодняшний конфликт когда-нибудь все-таки закончится – вероятно, это произойдет тогда, когда, либо отстояв Конституцию сегодня, либо победив на выборах завтра -- во второй раз, партии нынешней коалиции учтут опыт 2007 года и примерно накажут смутьянов, вновь приведших нашу страну на грань гражданской войны. Однако, обычные граждане, конечно – пострадать не должны. После выборов, или же – наказания виновных в ряде попыток государственного переворота, формирования новой власти, нам необходимо будет выстраивать трудный гражданский мир.
Пакт Монклоа
В десяти километрах от дворца испанских королей – Эскуриала – находится огромный мемориал жертвам гражданской войны, занимающий 1,3 тыс. гектаров. Строить его начали еще при власти Франко, но посвящен он был всем – и республиканцам, и фалангистам.
Окончательное примирение было достигнуто только после смерти Франко, когда ведущие политические силы Испании подписали знаменитый «пакт Монклоа». Точнее, это был целый ряд пактов, которые заключило правое правительство с представленными в кортесах (законодательных собраниях) политическими силами.
Содержание пактов было очень широким – от гарантий свободы прессы до обязательства отменить ряд законов прошлой власти (например, об уголовном наказании за внебрачное сожительство). Символами «пакта Монклоа» стало рукопожатие лидеров коммунистов и франкистов, а также фраза генсека испанской компартии Сантьяго Каррильо о республиканском флаге: «Ни один кусок раскрашенной материи не стоит того, чтобы испанцы вновь проливали кровь испанцев».
В то же время, по мнению ряда историков и политологов, «пакт Монклоа» потому и стал таким легендарным, что вовсе не дал Испании новую жизнь, а просто зафиксировал уже существовавшие тенденции. С одной стороны, к моменту его подписания уже были проведены практически свободные выборы, с другой – через пять лет после этого в Испании произошла попытка переворота. Словом, преувеличивать значение пакта не следует.
Еще один момент, на который указывают ученые – что «пакт Монклоа» был подписан в условиях экономического подъема и в то же время достаточно низкой политической активности масс. То есть вопрос «спасения Отечества» перед испанцами как бы не стоял.
Смерть Франко ускорила процесс либерализации, начавшийся еще при его жизни. К июню 1976 кортесы разрешили политические митинги и легализовали демократические политические партии. В июле премьер-министр страны Ариас, последовательный консерватор, был вынужден уступить свое кресло Адольфо Суаресу Гонсалесу. Законопроект, подготовивший почву для проведения свободных выборов в парламент, был принят кортесами в ноябре 1976 и одобрен на национальном референдуме.
На выборах в июне 1977 Союз демократического центра (СДЦ) Суареса получил треть голосов и благодаря системе пропорционального представительства занял почти половину мест в нижней палате парламента. Испанская социалистическая рабочая партия (ИСРП) собрала почти столько же голосов, но получила лишь треть мест. В 1978 парламент принял новую конституцию, которая была одобрена на всеобщем референдуме в декабре.
Суарес ушел в отставку в январе 1981. Его преемником стал другой лидер СДЦ, Леопольдо Кальво Сотело. Воспользовавшись сменой власти, консервативно настроенные офицеры решили устроить государственный переворот, но король, опираясь на преданных военачальников, пресек попытку захвата власти.
На ранних стадиях переходного периода страну раздирали серьезные противоречия. Главным из них был раскол между сторонниками гражданского демократического правления, с одной стороны, и сторонниками военной диктатуры – с другой. К первым относились король, две основные партии и большинство небольших партий, профсоюзы и предприниматели, т.е. фактически бoльшая часть испанского общества. За авторитарные формы правления выступали немногочисленные экстремистские организации крайне левого и крайне правого толка, а также часть высших офицеров вооруженных сил и гражданской гвардии. Хотя сторонников демократии было значительно больше, их противники были вооружены и готовы применить оружие.
Вторая линия конфронтации пролегла между сторонниками политической модернизации и теми, кто защищал традиционные устои. Модернизацию поддерживали преимущественно горожане, проявлявшие высокую политическую активность, тогда как к традиционализму склонялось в основном сельское население.
Существовал также раскол между сторонниками централизованного и регионального управления. В этот конфликт оказались втянуты король, вооруженные силы, политические партии и организации, выступавшие против децентрализации власти, с одной стороны, и поборники автономии регионов – с другой. Как всегда, самую умеренную позицию заняла Каталония, а самую радикальную – Страна Басков. Общенациональные партии левого крыла выступали за ограниченное самоуправление, но были против полной автономии. В общем, проблемы весьма сходны с украинскими – в замороженном виде у нас проявляется весь пакет. Впрочем, гражданский мир в Испании удался по ряд причин, которые могут и не появиться у нас.
Когда согласие работает?
Исторический опыт показывает, что документы о согласии работают эффективно, если точно определяются обязательства правительства, парламента, профсоюзов, политических партий и общественных организаций, а также осуществляется контроль за их исполнением. Если договор о согласии разрабатывается и принимается без участия хотя бы нескольких влиятельных партий и общественных организаций, то его
вряд ли можно назвать эффективным. Такой договор никого ни к чему не обязывает, он не может быть подвергнут контролю. По мнению российского политического философа Серебрянникова, достижение согласия возможно, когда у различных социальных групп имеется достаточно обширная сфера общих интересов. Эта сфера может из-за несправедливой политики властей или действий экстремистских сил резко сужаться, а иногда исчезать.
Сужение объективной базы общих интересов — одна из социальных опасностей, предупреждение которой считается одной из центральных задач политики. Объективная база для согласия значительно ограничивается в обществе, похожем на украинское, где провозглашается принцип «каждый сам заботится о своем выживании», т. е. «каждый думает о своей шкуре». Еще М. Салтыков-Щедрин писал об обществе, в котором «учение о шкуре» утвердилось на прочной основе: «...такое общество, какие бы внешние усилия оно ни делало, не может придти ни к безопасности, ни даже к простому благополучию». Возможность подлинного согласия и консенсуса связана с характером политической системы и режима. Известные русские юристы М. Ковалевский и С. Котляревский считали, что авторитарное правление в наименьшей мере обеспечивает такую возможность. На первое место в этом отношении они ставили парламентаризм, что и подтверждается мировым опытом.
Гражданский мир — это не просто отсутствие деструктивной борьбы между гражданами, а такой уклад жизни и труда людей, который одобряется и поддерживается подавляющим большинством населения, представляя собой его исторический выбор. Такой мир возможен в обществе где граждане сами выбирают ответственное перед ними руководство, добиваются отстранения от власти законным путем несостоятельных или преступных деятелей. Прочный гражданский мир означает отсутствие потенциальных внутренних военных угроз, «зародышей» военных конфликтов, деструктивной политической борьбы, держится на доброй воле граждан.
Тем не менее, гражданский мир бывает разным: демократическим или диктаторским, правовым или построенным на правовом беспределе власти, справедливым или несправедливым, насильственным или ненасильственным, прочным или хрупким, находящимся на грани гражданской войны. В диктаторских государствах мир в обществе обеспечивается насилием и репрессиями против всякого инакомыслия, подавлением деятельности оппозиционных сил. Ставка делается на силовые структуры и карательные органы. Такой мир, хотя и может казаться прочным, на деле является неустойчивым, ненавистным. В строгом смысле слова такой мир нельзя называть гражданским, поскольку граждане не участвуют в его создании и поддержании. Он держится на страхе, политике угроз. И такой мир вызывает внутренний протест у граждан, превращает их в противников существующего строя, порождает вражду и ненависть, создает почву для общественных потрясений.
Подлинно гражданский мир имеет целью утверждение в обществе таких отношений, которые исключали бы вражду и ненависть, развивали партнерство среди граждан независимо от их социального статуса, убеждений и партийной принадлежности. Нарушителями гражданского мира могут быть: несправедливая, оторвавшаяся от народа власть; агрессивные социальные группы и спои населения; экстремистские политические партии, движения и организации; преступные вооруженные группировки, мафия. Нарушениями гражданского мира могут быть не только действия «снизу», но и действия «сверху».
«Демократический строй, — отмечал Аристотель, — представляет большую безопасность и реже влечет за собой внутренние распри», ибо народ и каждый гражданин в отдельности «сам против себя... бунтовать не станет». Он рассматривал и «спасительные меры», обеспечивающие стабильность, устойчивость общества и предотвращающие смуты, восстания, мятежи, перевороты, распри. К таким мерам Аристотель относил: высшую щепетильность властителей в выполнении законов, предохранение всех от правонарушений; разрешение возникающих в политической сфере раздоров исключительно законними средствами; воспитание правителей и народа а духе уваже ния закона, дисциплины («недисциплинирован один, недис-
циплинировано и все государство»); умение заблаговременно видеть, чувствовать, сдерживать и сводить на нет «разрушительное начало», заботиться об объединении и усилении демократической части общества; честность, справедливость, мудрость власти.
Немало писал Аристотель о провокационной роли «дрянных демагогов», «натравливающих одну часть населения против другой». Демократический мир держится на ненасильственных средствах. Разумеется, в конкретных ситуациях правового нигилизма со стороны части власти или общества могут применяться насильственные меры для пресечения беспорядков и вооруженных конфликтов. Но такие действия должны строго соответствовать конституции и другим законам. Конечно, на фоне такой дестабилизации, когда группки демагогов начинают разрушать государство, говорить о согласии и мире сложно. Тем не менее, демократия не может зиждиться на чем-либо ином, кроме гражданского согласия. Шаг в сторону от войны – это принятие принципиального политического решения о правилах сосуществования. При этом политики не любят принимать решения, которые ограничивают их свободу маневра.
Увиливание от вызовов
По мнению американского политического философа Джея Дратлера, принятие решения в политике отличается от решения научной проблемы. Политическое решение невозможно только в результате размышления и интеллектуально остроумного решения, как это бывает в области точной науки. Важность политического вопроса определяется не отсутствием очевидного решения, а альтернативностью возможных решений, принятие каждого из которых может по-разному влиять на интересы различных слоев общества.
Политическую проблему отличает от научной проблемы то, что она всегда сопряжена с "трудным выбором", то есть выбором между интересами разных социальных групп и, как правило, компромиссом между ними. Следовательно, главным моментом такого выбора является равновесие между интересами разных слоев общества. Достижение этого равновесия обеспечивается пониманием того, в какой степени то или иное политическое решение может повлиять на интересы каждой из заинтересованных групп. Такой выбор требует от политических лидеров не столько интеллектуальных усилий, хотя, кончено, их тоже, сколько способности добиваться общественного согласия, побуждать людей к согласию и поддерживать это согласие.
Но достижение согласия среди граждан - нелегкое дело. Оно требует как глубокого и точного понимания взглядов разных групп граждан, так и внимания к интересам различных слоев общества. Иногда требуются годы, чтобы добиться социального согласия, особенно в таких крупных странах, как Россия или США, население которых состоит из разных групп (например, национальных). Когда речь идет об основах политической структуры или приоритетов в политике, на достижение социального согласия могут уйти десятилетия. Именно потому, что обеспечение гражданского согласия является таким тяжелым делом, политические лидеры чаще всего стремятся его избежать.
Они заботятся о поддержке разных групп избирателей, не беря на себя труд достижения согласия. Чтобы избежать прямого решения того или иного политического вопроса они прибегают к разного рода уверткам, которые для простоты описания можно классифицировать по трем видам.
Первый из них заключается в простом отрицании самого существования определенной политической проблемы. Президент Линдон Джонсон во время войны во Вьетнаме уверял народ, что можно тратить огромные деньги для ведения войны и в то же время продолжать дорогостоящие внутренние социальные программы поддержки малообеспеченных слоев населения, которые он проводил под скромным названием "Великое общество". Он провозгласил лозунг: "оружие и масло", имея в виду, что якобы можно одновременно осуществлять крупные военные закупки и продолжать все предыдущие социальные программы. Однако независимо от того, что Джонсон провозгласил такой лозунг, неизбежные законы экономики продолжали действовать. Ни война, ни внутренние программы не приносили никаких доходов, а громадные военные затраты только способствовали росту инфляции. В результате политика Джонсона, с которой к тому же в начале семидесятых годов совпало арабское эмбарго на нефть, породила самый сильный инфляционный взрыв в истории США.
Другим видом ухода от реальных политических действий, направленных на достижение гражданского согласия является "подсовывание" легкого решения насущной экономической или политической проблемы. Лидер либо уверяет, что проблема не так важна, либо предлагает легкое по видимости ее разрешение, не ущемляющее ничьих интересов. Чаще всего предлагаемое решение оказывается неосуществимым или осуществимым за счет явного или неявного ущемления чьих-либо интересов.
Когда Рональд Рейган хотел увеличить военные затраты в разгар холодной войны, и в то же время снизить налоги, чтобы повысить политический рейтинг республиканцев, он прекрасно понимал, насколько свежо в памяти народа было ускорение инфляции в правление Джонсона. Он понимал, что прямое игнорирование экономических законов уже не пройдет и ему надо искать новый путь. Что же он предпочел? Не будучи силен в экономике, он "обнаружил" новый экономический закон, ухватившись за сырую, недоказанную теорию, предложенную неким Лаффером, третьестепенным преподавателем из Лос-Анджелеса. Согласно этой теории, понижение налога на доходы частных лиц и предприятий должно было вести к расцвету частного |
